Когда я жила в Батл-Крике в августе 1868 года, мне приснилось, будто я нахожусь среди многолюдного собрания. Часть присутствовавших начали готовиться в путь. Мы доверху нагрузили повозки. В пути нам казалось, что дорога все время идет в гору. По одну сторону ее была глубокая пропасть, а по другую — высокая, гладкая белая стена с толстым слоем штукатурки.

По мере нашего продвижения дорога становилась все уже и круче. В некоторых местах она казалась настолько узкой, что нам пришлось распрячь лошадей, навьючить на них часть груза, все остальное бросить и дальше двигаться верхом.

Но дорога становилась все уже и уже. Мы вынуждены были прижиматься к стене, чтобы не соскользнуть в глубокую пропасть. Нам очень мешал наш багаж, навьюченный на лошадей, он так и тянул нас в сторону обрыва. Мы боялись соскользнуть и разбиться вдребезги о скалы. Тогда мы решили сбросить в пропасть весь наш багаж. Мы продолжали путь верхом, но очень боялись, что в каком-нибудь узком месте потеряем равновесие и упадем. И в эти мгновения нам казалось, будто невидимая рука берется за уздечку и проводит нас через опасное место. [595]

Когда тропинка стала еще уже, мы решили, что ехать верхом здесь небезопасно, поэтому сошли с лошадей и пошли гуськом: один шел по следам другого. На этом участке пути с вершины чистой белой стены кто-то спустил короткие веревки, за которые мы с радостью ухватились, чтобы не потерять равновесие. Когда мы шли, веревки двигались вместе с нами. Наконец тропинка стала настолько узкой, что мы решили разуться, поскольку безопаснее было идти босиком, не боясь оступиться на скользких каблуках. Мы сняли обувь и некоторое время шли в чулках, однако скоро пришли к выводу, что еще безопаснее продолжать путь без чулок. Мы сняли их и пошли босиком.

Затем мы подумали о тех, кто не приучил себя к лишениям и трудностям. Где теперь эти люди? Они отстали от нас. Каждый раз, когда мы избавлялись от лишнего груза, некоторые не выдерживали и прекращали движение. В нашей группе остались лишь те, кто привык терпеть лишения. Трудности в пути заставляли их еще настойчивее пробираться к конечному пункту.

По мере продвижения нам все больше угрожала опасность соскользнуть вниз. Мы еще старательней прижимались к белой стене и не могли даже полностью поставить стопу на тропинку — настолько узкой она стала. Нам пришлось еще крепче ухватиться за веревки, восклицая: «У нас есть опора наверху! У нас есть опора наверху!» Те же самые слова произносили все, кто шел по этой узкой тропинке. Услыхав звуки дикого разгула и веселья, которые, казалось, доносились из бездны, мы содрогнулись. Явственно слышалась мерзкая ругань, вульгарные шутки и отвратительные, порочные песни. Мы слышали военные песни и танцевальную музыку, а также громкий смех вперемежку с проклятиями, душераздирающими воплями и горестными стенаниями, и более чем когда-либо старались удержаться на узком и трудном пути. Большую часть времени мы вынуждены были держаться только за веревки, которые удлинялись по мере нашего движения. [596]

Я заметила, что красивая белая стена забрызгана кровью, и это вызвало у нас чувство сожаления. Однако через мгновение я подумала, что все идет так, как должно быть. Следующие за нами будут знать, что до них люди уже прошли этот узкий и трудный путь, и сделают вывод, что если кто-то смог продолжить поступательное движение вперед, то и им оно под силу. И когда кровь начнет сочиться из их израненных ног, они не упадут в обморок от отчаяния, но, видя кровь на стене, поймут, что их предшественники терпели ту же боль.

Наконец, мы подошли к глубокой пропасти, здесь тропинка оканчивалась. Теперь некуда было поставить ноги, и вся надежда наша сосредоточилась на веревках, которые увеличились в размере и стали толстыми канатами — такими же толстыми, как наше тело. Здесь, на краю пропасти, мы какое-то время пребывали в растерянности и недоумении. Мы услышали боязливый шепот: «К чему крепятся канаты?» Мой муж стоял впереди меня. Большие капли пота падали с его чела, вены на шее и висках вздулись и стали вдвое толще, чем обычно; с уст его сорвался сдавленный, мучительный стон. С моего лица тоже капал пот, и я чувствовала такое отчаяние, какого не знала никогда прежде. Нас ожидала страшная борьба, и мы понимали, что если потерпим здесь неудачу, то, значит, напрасны были все наши предыдущие труды. [597]

По другую сторону пропасти виднелось прекрасное поле с зеленой травой, высота которой была где-то пятнадцать сантиметров. Я не видела солнца, но все поле освещали яркие и мягкие лучи света, напоминавшие чистое золото и серебро. Ничто виденное мной на земле не могло сравниться по красоте и славе с этим полем. Но всех тревожил один вопрос: удастся ли нам добраться до него? Если веревка порвется, мы все погибнем. И снова послышался шепот, проникнутый отчаянием и мукой: «К чему крепится канат?» Какое-то мгновение мы не решались рискнуть, но затем воскликнули: «Единственная надежда — положиться на крепость каната. Мы полагались на веревки на протяжении всего пути, и они не должны нас подвести». Тем не менее мы все еще колебались и пребывали в растерянности. Вдруг раздались слова: «Бог держит веревку, и нам нечего бояться». Затем эти же слова повторили идущие позади нас, добавив следующее: «Он не подведет и на этот раз, поскольку благополучно довел нас до этого места». Тогда мой муж ухватился за канат и перелетел через страшную бездну на прекрасное поле; я тотчас последовала за ним. О, какое облегчение и благодарность Богу мы почувствовали! Я слышала, как голоса торжествующе славят Бога. Я была счастлива, необыкновенно счастлива.

Я проснулась и обнаружила, что от большого напряжения, которое я ощущала во сне, идя по трудному маршруту, все нервы и мышцы моего тела дрожат мелкой дрожью. Этот сон не нуждается в комментарии. Он произвел на меня столь сильное впечатление, что, наверно, я не забуду ни одной детали до тех пор, пока у меня сохранится память.