О священнослужителе и его призвании

Главная

Проповеди

Конспекты проповедей

Симфония идей

«Мы дорого, очень дорого платим за ниспосланное свыше достоинство своего призвания. От высокого до смешного всегда один шаг! И мир, обычно столь снисходительный к смешному в людях, в нас смешное ненавидит инстинктивно. Уже женская глупость достаточно раздражает, но глупость в священнике злит еще больше, чем женская, впрочем, подчас она кажется каким-то таинственным отростком этой последней. Неприязнь множества бедных людей к духовенству, их глубокая антипатия, возможно, объясняются не одним только более или менее сознательным бунтом желаний против Закона и тех, кто его олицетворяет, как стараются нам внушить... К чему это отрицать? Чтобы испытывать отвращение к уродству, вовсе не обязательно иметь ясное представление о Прекрасном. Посредственный священник—уродлив.

Я говорю не о дурном священнике. Вернее, дурен именно посредственный священник. Иной же просто чудовище. Чудовищность не поддается общим меркам. Кто может знать, каковы намерения Бога в отношении чудовища? Зачем оно создано? Каково сверхъестественное значение подобной немилости? Я, например, как ни стараюсь, не могу поверить, что Иуда принадлежит миру—тому миру, которому Иисус таинственно отказал в своей молитве... Нет, Иуда не от мира сего...»

Бернанос Ж. Сохранять достоинство: Худож. публицистика. М., 1988. С. 81.

«Епископский дворец в Дине примыкал к больнице…

Дворец представлял собой огромное, прекрасное каменное здание, построенное в начале прошлого столетия Анри Пюже – доктором богословия Парижского университета, аббатом Симморским, с 1712 года епископом Диньским. Это был поистине княжеский дворец. Все здесь имело величественный вид: и апартаменты епископа, и гостиные, и парадные покои, и обширный двор со сводчатыми галереями в старинном флорентийском вкусе, и сады с великолепными деревьями…

Больница помещалась в тесном, низеньком двухэтажном доме, при котором был небольшой садик.

Через три дня после приезда епископ посетил больницу, а затем попросил смотрителя пожаловать к нему.

Господин смотритель! Сколько больных у вас в настоящее время? – спросил он.
Двадцать шесть , ваше преосвященство.
Да, я насчитал столько же, - подтвердил епископ.
Кровати стоят слишком близко одна к другой, - добавил смотритель.
Да, я заметил.
Комнаты не приспособлены для палат, и проветривать их довольно затруднительно.
И мне так показалось.
А когда выпадает солнечный денек, садик не вмещает всех выздоравливающих.
Я тоже об этом подумал.
Во время эпидемий - в нынешнем году был тиф, а два года тому назад горячка – у нас бывает иногда до сотни больных, и мы просто не знаем что с ними делать.
Да, эта мысль тоже пришла мне в голову.
Ничего не поделаешь ваше преосвященство, – сказал смотритель, - приходится мириться.

Этот разговор происходил в столовой нижнего этажа, имевшей форму галереи.

С минуту епископ хранил молчание.

Сударь, - спросил он смотрителя больницы, - сколько кроватей могло бы, по-вашему, поместиться в одной этой комнате?
В столовой вашего преосвященства? – с изумлением вскричал смотритель.

Епископ обводил комнату взглядом и, казалось, мысленно производил какие-то измерения и расчеты.

Здесь можно разместить не менее двадцати кроватей, - сказал он как бы про себя. – послушайте, господин смотритель, вот что я хочу сказать, - продолжал он громче. – Тут, по-видимому, какая-то ошибка. Вас двадцать шесть человек, и вы ютитесь в пяти или шести маленьких комнатках. Нас же только трое, а места у нас хватит на шестьдесят человек. Повторяю, тут явная ошибка. Вы заняли мое жилище, а я ваше. Верните мне мой дом. Здесь же хозяева – вы.

На следующий день все двадцать шесть больных бедняков были переведены в епископский дворец, а епископ занял больничный домик.

Мириэль не имел состояния, его семья была разорена во время революции. Сестра его пользовалась пожизненной рентой в пятьсот франков, которых при их скромной жизни в церковном доме хватало на ее личные расходы. Как епископ, Мириэль получал от государства содержание в пятнадцать тысяч ливров. Перебравшись в больницу, он в тот же день, раз и навсегда, распределил эту сумму следующим образом. Приводим смету, написанную им собственноручно:

СМЕТА РАСПРЕДЕЛЕНИЯ МОИХ ДОМАШНИХ

РАСХОДОВ

На малую семинарию Миссионерской конгрегации На лазаристов в Мондидье Семинарии иностранных духовных миссий в Париже Конгрегации Св. Духа Духовным заведениям Святой Земли Обществам призрения сирот Сверх того, тем же обществам в Арле	Тысяча пятьсот ливров Сто ливров Сто ливров Двести ливров Сто пятьдесят ливров Сто ливров Триста ливров Пятьдесят ливров
Баготворительному обществу по улучшению содержания тюрем	Четыреста ливров
Благотворительному обществу вспомоществования заключенным и их освобождения	Пятьсот ливров
На выкуп из долговой тюрьмы отцов семейств	Тысяча ливров
На прибавку к жалованью нуждающимся школьным учителям епархии	Две тысячи ливров
На запасные хлебные магазины в департаменте верхних Альп	Сто ливров
Женской конгрегации в городах Динь, Манок и Систерон на бесплатное обучение девочек из бедных семей На бедных На мои личные расходы	Тысяча пятьсот ливров Шесть тысяч ливров Тысяча ливров

Итого – пятнадцать тысяч ливров

За все время пребывания в Дине епископ Мириэль ничего не изменил в этой записи. Как видим, он называл ее сметой распределения своих домашних расходов».

Гюго В. Отверженные. Т.1. М., 1987. С. 24.

Этот отрывок взят из романа Виктора Гюго «Оверженные». Епископ Мириэль – это идеальный образ настоящего служителя Божьего. Его жизнь и личный пример послужили ко спасению многих, в том числе и главного героя Жана Вольжана. Благодаря епископу, бывший каторжник стал достойным и всеми уважаемым человеком. Всю жизнь ему светили подаренные Мириэлем серебрянные подсвечники, которые он попытался сначала украсть. Полицейским, поймавшим Вольжана с поличными, епископ сказал, что подарил их, и таким образом спас вора от новой каторги. Этот поступок настолько потряс Жана Вольжана, что изменил всю его жизнь.