Там есть ли новая вселенна,

Иль пусто все превыше звезд?

Кем область неба населенна?

Кто там над солнцами живет?

Бунтуют ли и тамо страсти

Царей, рабов, там есть ли власти?

Там есть ли злато, кровь, порок?

Одна ль живет там добродетель?

. . . . . . . . . . . . . .

Там знают ли! Что смерть, что рок?

Так вопрошает душа, когда в минуты уныния облака сомнений затмевают ясность ее. Носимая пламенным вихрем страстей, она жаждет, как некогда Агарь в пустыне ищет, требует и не находит счастия, ибо в блеске богатств, в великолепии чертогов и в обманчивом сиянии честей встречает одни только призраки счастия.

Так обуревается сомнениями душа, озаренная спасительным лучом откровения, но рано или поздно пробудится в сердце благочестивого голос, незнакомый работающим, мятежному свету, неизъяснимо сладостный голос надежды, указующий ему новый и лучший мир. Надежда уверяет его, что гроб не уничтожает благороднейшее из созданий Божиих, что небо и земля делят между собою человека добродетельного, небо берет обратно дар свой - душу, земля поглощает тленный покров ее!

Священное откровение внушает и крепит благородные надежды сии, даруя просвещенной и предуготованной душе сладчайшее предчувствие, залог ничем незамененного счастия небесного. Так, если бы всевышний строитель мира во гневе своем захотел отнять у нас надежду на лучший мир: то половина рода человеческого, конечно, отказалась бы в тот же миг от безмятежной жизни сей.

Ужель помыслить нам возможно,

Что для земли мы рождены,

Для мира, где все тленно, ложно,

где все страстям покорены,

Где смертный, чувством благородный,

К коварствам, к низости несродный,

Всегда унижен и забыт

За то, что прихотям порока

Почтенья не дает глубока

И сильным правду говорит.

Нет! Нет! Есть мир иной, мир вечный,

Где нет разврата, крови, слез,

Где самый тихий стон сердечный

Пред гласом гордых перевес

В суде Творца людей имеет!

«Душе благочестивой в мире сем живущей, везде есть чужая сторона, везде и беспокойствие, пока пойдем к небесному Отечеству своему!» Вот прекрасная истина, сказанная одним из проповедников наших. Сию же самую мысль короче и сильнее выразил бессмертный воин и мудрец наш Суворов. Утомясь мятежами бурной жизни, борением с превратностями случая, с завистью и злобой, великий восклицал: «Отдых души у престола Божия!». Так душа наша, как плененная голубица, тоскуя в земном заточении, просит и ожидает крыл, да полетит в горнее Отечество свое».

Глинка Ф.Н. Письма русского офицера. М., 1990.

С.407,408.

«Нет греха тягче, чем утрата надежды, и, пожалуй, нет греха, до такой степени обласканного, взлелеянного. Человек распознает его не сразу, а в печали, возвещающей отчаяние, которая ему предшествует, есть что-то упоительное! Это самый ароматный эликсир Сатаны, его амброзия...

Великие мира сего умеют без слов дать вам понять, что пора откланяться, им достаточно кивка, взгляда, даже и этого не нужно. Но Бог...

Я не утратил ни Веры, ни Надежды, ни Любви. Но что смертному до вечных благ в этом бренном мире! Важна лишь жажда вечных благ. Мне кажется, я их больше не жажду».

Бернанос Ж. Сохранять достоинство: Худож. публицистика. М., 1988. С. 105.

"О, удивительная сила надежды, перед которой не может устоять печаль! Один только призывный клич надежды -- и расстроены ряды всего печального войска. Пусть надвигается на меня весь мир, пусть восстают на меня враги, мне ничего не страшно, ибо "на Тебя, Господи, уповаю", Ты -- надежда моя, и Всевышнего избрал я прибежищем своим...

Вчитайся в Писание, и ты обнаружишь, с какой настойчивостью Божественная сила внушает тебе надежду на Бога Отчего так? Оттого, что Он хочет спасти нас.

Надежда, возведшая меня в прибежище Всевышнего, научила меня уповать не на временное, но на вечное, ведь надежда пребывает в мире вещей невидимых, ибо "видимое временно, а невидимое вечно"…

Если по вере моей у меня есть Ты, от Которого надеюсь я обрести то, что "не видел глаз, и не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку", то что может смутить меня? Что бы ни потерял я вне Бога, я теряю то, что не люблю. Вот отчего на Тебя. Господи, уповаю, поскольку надежда моя научила меня надеяться. Значит, не буду я постыжен в вечности. Ибо Ты дашь мне в обладание вещи вечные».