Свобода во Христе - христианский проект

Пятница, 29 марта 2024
Несрочное пришествие PDF Печать Email

Несрочное пришествие

Фридьеш Каринти (1887—1938)

И настал третий день, и было утро. С трудом раздвинув камни, закрывающие узкий вход в гробницу, вышел Он наружу и медленным шагом двинулся по дороге в сторону города. По обеим сторонам стояли обгоревшие дома, еще окутанные дымом.

На подходе к городу в придорожной канаве увидел Он человека, лежавшего, скрючившись, на ее дне. И в человеке этом узнал Он одного из тех, кто стоял три дня назад перед дворцом Пилата и кричал вместе с остальными, чтобы отпущен на волю был разбойник Варавва. Из пересохшего горла несчастного вырывались стоны и завывания, а взгляд был обращен к багровым предрассветным облакам.

И остановился Он перед тем человеком, и сказал тихо: «Я пришел».

Человек перевел взгляд на Пришельца и зарыдал. «Учитель, Учитель!» — причитал он.

А названный Учителем продолжал — тихо и успокаивающе: «Не плачь. Встань и иди за Мной. Я снова направляюсь в Иерусалим, я пойду к дому Пилата, предстану перед ним и попрошу его — по закону — вновь вынести решение. Пусть он снова судит меня, судит Варавву, пусть рассудит его и тебя, того, кто хотел, чтобы Варавву отпустили, пусть рассудит его и тех, кто потерпел от него все несчастия и ужасы».

И тогда несчастный покорно поднялся из канавы, встал на ноги, а затем, склонившись, припал к краю Его хитона.

«Учитель, Господин! — причитал он, давясь слезами. — О Господин мой, я пойду с Тобой! Скажи, как спасти мне свою душу, скажи, что я должен сделать, что должен сказать!»

«Не говори теперь ничего, — молвил Он тихо. — Но вспомни, что ты должен был сказать три дня тому назад, когда Пилат спросил тебя: “Кого из двоих — разбойника Варавву или Назареянина — следует отпустить?” Что должен был ты сказать тогда?»

«О, какой же я был глупец! — возопил несчастный, бия себя кулаками по голове. — Каким же я оказался слепцом! Зачем воззвал я — “Освободи Варавву!” Злодея Варавву, который принес мне столько горя, который сделал меня нищим!»

«Ну что ж, пойдем, — сказал названный Учителем. — Следуй за Мной, мы идем теперь к дому Пилата. Не думай ни о чем, и внимай только Мне и никому другому. И как только Я подам знак, ты должен сказать — громко, во весь голос и от всего сердца своего: “Назареянин! Освободить Назареянина!” Скажи это так, как будто ты требуешь, чтобы тебе самому подарили жизнь».

И они двинулись в путь.

По дороге встретили еще одного несчастного, у которого Варавва отнял дом, жену и ребенка, а напоследок и самому выколол глаза.

И Учитель рукой мягко тронул чело несчастного и произнес: «Я пришел. Иди же со Мной в Иерусалим, и когда Я коснусь тебя рукой — ты должен воскликнуть: “Назареянин!” Ты скажешь это так, как если бы ты требовал назад свой дом, семью и свое зрение».

Слезы сверкнули на пустых глазницах несчастного. И последовал он за Иисусом.

И встретили они еще одного.

И были у того человека на руках и ногах веревки, обрывок веревки висел на шее. Этой веревкой связал его Варавва по рукам и ногам, а потом сдавил ею и горло , а затем бросил в болото, полное пиявок и гадов.

И подошел он к этому несчастному, и помог ему избавиться от пут. И сказал Он ему:

«И тебя знаю Я. Я пришел. Ты был поэтом, и ты воспевал восторг, приносимый свободным парением духа. Иди же со Мной. И когда Я дам знак, закричишь ты вместе с другими: «Назареянин!» Закричишь так, как кричал бы ты о свободе духа и мысли!»

И так они шли, встречая других — убогих и обездоленных. Он останавливался, говорил с ними — одетыми в лохмотья, покрытыми паршой и струпьями, пораженными проказой. И были среди них многие же, униженные и обиженные Вараввой, им же ограбленные и лишенные состояния. И каждый из них бил себя в грудь, называя себя глупцом и неверным, и рыдал, и клялся, что возопит: «Назареянин!», когда будет подан знак и будет нужно ответить на вопрос прокуратора, кто должен быть отпущен на волю. И клялся каждый, что в крик вложит всю свою силу — такую силу, с какой бы кричал, молясь о воцарении мира на всей земле...

К сумеркам добрались они до города, и еще не пал вечер, когда подступил Он и сопровождавшие Его к порогу Пилатова дома.

Сам Пилат восседал на террасе дворца. И был он не один, а сидел вместе с Вараввой, с разбойником, пожалованным милостью народа, а теперь и прокуратора.

Они сидели под колоннадой, дородные и пышущие от довольства, они вкушали изысканные яства с золотых блюд, а пурпурные их одеяния повторяли свет закатного багрянца, озарявшего все вокруг.

И тогда Назареянин, возглавлявший шествие — огромную толпу жителей города и окрестностей, — подступил к порогу террасы и, воздев к небу скрещенные руки, начал говорить. И молвил Он:

«Праздник Великой Пасхи еще не завершился, Пилат. Есть закон, освященный обычаем, по которому на Пасху может быть отпущен на волю осужденный — тот, кого народ захочет увидеть на свободе. Народ пожалел Варавву, а Меня отправили на крестную казнь. И вот Я восстал из мертвых, ибо увидел, что эти люди не ведают, что творят, не знали цены словам своим. И люди, стоящие за Моей спиной, теперь на себе познали и то, кто такой Варавва, и дела его. И ты, прокуратор, должен будешь снова спросить их, чего же желают они, какого решения ждут, — спросить, как это записано в нашей книге закона...»

И задумался на миг Пилат, задумался глубоко, а затем, пожав плечами, подошел к краю колоннады, дивясь множеству народа, собравшегося около его дома. И, обратившись к толпе жителей города, сказал:

«Что ж, народ Иерусалима, чью жизнь хотите вы спасти, кого желаете видеть вы свободным — Варавву или Назареянина?»

И тогда Он подал толпе знак.

И собрание пришло в волнение, и тысячи уст выплеснули слово, и был тысячегласный крик толпы подобен грому.

И возопило все это множество:

«Варавва!»

И все в ней, в толпе, взглянули друг на друга с недоумением, удивлением и ужасом, потому что каждый в отдельности — каждый! — кричал: «Назареянин!»

И тогда, услышав неистовый крик всех собравшихся на площади, названный Учителем сделался бледен, как полотняный хитон Его. И обернулся Он к толпе, окружавшей Его, и посмотрел на нее.

Что было на лице каждого — это Он увидел. Но в сдвигавшихся все гуще и гуще сумерках и в неверном свете вечернем все лица в толпе слились в одно — огромное и неузнаваемо искаженное. Одна громадная голова толпы предстала Его взору — и эта голова с глупой и недоброй ухмылкой смотрела Ему прямо в глаза. Налитые кровью глаза ее сверкали, и слюна стекала с хищного рта ее.

И ревел над толпой истошный крик:

«Варавва, Варавва!»

И вырвался этот крик из кривых губ головы, и казалось, что в исступлении кричит она:

«Смерть! Смерть!»

И отпустил Пилат в замешательстве и недоумении глаза долу, и, повернувшись к Нему, произнес:

«Ты видишь...»

И тогда Он покорно кивнул, молча поднялся на ступени дворцовой колоннады, а, поднявшись, остановился, бросил взор на неистовую толпу, сделал еще несколько шагов и протянул руки к возникшему откуда-то из глубины дворца палачу, чтобы тот мог, как это делают осужденным, связать их...