Свобода во Христе - христианский проект

Пятница, 29 марта 2024
Бог после Катастрофы PDF Печать Email

Бог после Катастрофы

Попытка примирения

Джон Фишер 

Проблема

Достоевский писал о том, что вся мудрость философов не в состоянии объяснить смерти одного невинного младенца. Следовательно, кто может взять на себя смелость объяснить смерть миллиона детей? Ни одно высказывание по этому поводу не будет удовлетворительным. Проблема Катастрофы заключает в себе парадокс. Она побуждает молчать, и в то же время требует обсуждения. Она неразрешима, но, тем не менее, нуждается в объяснениях.1

Прежде чем начать рассматривать эту чрезвычайно сложную проблему, необходимо принять во внимание некоторые предостережения.

Я не имею права отвергать веру еще и потому, что среди евреев в лагерях были тысячи, десятки тысяч не усомнившихся в Творце. Они с ужасом покорились воле Бога. Я не могу отвергать веру, потому что это будет осквернением жертвы, принесенной теми, кто принял свой жребий без колебаний. Как я смею колебаться, если они смирились! Но и безропотно молчать я не могу. Я, там не бывший, не смею покориться, потому что мои братья, пройдя сквозь этот ад, восставали и отвергали. Как же я могу слышать об их нечеловеческих страданиях и покоряться?!2

Масштаб и ужасы Катастрофы способны вызвать сомнение в том, что Бог, любящий и добрый, является в то же самое время всемогущим правителем истории, влияющим на события, происходящие в мире.

В наш век была поставлена под сомнение вся еврейская традиция прошлого и та вера, которую она пробуждала. Два события: нацистская Катастрофа и возникновение государства Израиль, - радикально изменили все, что было до них. Эти два события побудили многих задуматься над тем, применимы ли сегодня традиционные взгляды на трагедию и зло, или же "вера" предыдущих поколений, по меньшей мере, должна подвергнуться критике. То, что раньше рассматривалось как "правильное" отношение "истинно верующего человека" к происходящим бедствиям, очевидно, больше не имеет силы. Теперь подобное отношение обвиняют в равнодушии, неспособности смотреть фактам в лицо. Почти все стороны, вовлеченные в данную дискуссию, признают, что оставаться безучастным к тем катаклизмам и революционным переменам современной еврейской истории, которые проявились в лагерях смерти Европы и Сиона, - значит проявлять равнодушие не только к ходу истории, ее мученикам и святым, но также, и, прежде всего, к Богу Израиля, открывающемуся нам, главным образом, в историческом пространстве, в котором Бог и человек имеют точки соприкосновения, и которое позволяет нам увидеть, каков Бог, а Богу увидеть, каковы мы.3

Итак, по мере того, как мы пытаемся разрешить проблемы недавней еврейской истории, нашей задачей становится исполнение основного требования еврейской теологии: показать, что понятия Бог и Израиль неотделимы друг от друга. Катастрофа не изменила данное требование. Проблема только в том, как это сделать. Можем ли мы по-прежнему верить в любящего, могущественного Бога, который влияет на ход истории и предан своему народу Израилю, перед лицом недавних исторических событий? Даже если будут найдены удовлетворительные объяснения, необходимо осознать, что бывают моменты, когда не помогут и самые хорошие объяснения. Тем, кто утратил семью и друзей, нужны не объяснения, а сострадание.5 <O:P</O:P

Некоторые возможные ответы

Вера несовместима с таким ужасом. Полагающийся на Бога требует от Него справедливости. Верующий не может согласиться с тем, что Бог способен на жестокость. Верующий вопрошает Бога именно потому, что верит.6

Даже самые благочестивые люди не могут не признать, что они испытывают огромные трудности в понимании проблемы Катастрофы; в противном случае их нельзя было бы назвать благочестивыми. Хорошим примером служит Иов.7 Он бросает вызов Богу, отвергнув доводы своих друзей. Его возмутило, что они защищали зло, доказывая, будто оно и есть справедливость. Они оскорбили достоинство Творца. Бог открывается Иову, отвечает на его вопрос и Иов примиряется со Всевышним (Иов 42:7).

В Библии можно найти два четко различимых уровня понимания проблемы зла и очевидной несправедливости. Первый уровень - уровень веры, который можно проиллюстрировать примером Авраама, решившегося принести в жертву Исаака (Быт. 22), и смертью Рабби Акивы. В этих случаях самой "проблемы", по сути, не возникает. Человек смиряется со страданием, посланным Богом, и даже рассматривает его как "благо" или как возможность прославить Бога.8 Другой уровень - это уровень протеста, который можно пояснить следующими примерами: Авраам в ситуации с Содомом и Гоморрой (Быт. 18), Моисей в ситуации с изваянием золотого тельца (Исх. 32), Иов, Аввакум (Авв. 1). В этих случаях мы наблюдаем протест против действий или намерений Бога с целью их изменения, причем подчеркивается праведность Бога и его справедливость.9 Однако ни вера, ни протест, фактически, не разрешают проблему. Вера принимает происходящее безоговорочно, тогда как протест - это эмоциональная реакция, когда человек дает выход своим чувствам, в лучшем случае просто констатирует проблему, выражает недовольство, но не предлагает никакого решения.10

Исторически было выработано несколько подходов к разрешению данной проблемы. Далее следует их перечень: 

(1) Катастрофа подобна многим другим трагедиям, она еще раз поднимает вопрос о теодицее*, но не изменяет суть проблемы и не привносит в ее понимание ничего нового.

(2) Классическую теологическую доктрину иудаизма ми-пеней хата"эйну ("мы наказаны за грехи наши"), которая была сформулирована в результате более ранних национальных бедствий, можно применить и к Катастрофе. Согласно такому подходу, Израиль согрешил, а Освенцим - справедливое воздаяние.

(3) Катастрофа - окончательное умилостивление. Израиль является "страдающим слугой (рабом)" из Исайи 53, он страдает и искупает грехи других. Одни люди погибают для того, чтобы остальные могли очиститься и жить.

(4) Катастрофа - современная Акеда (жертвоприношение Исаака), то есть испытание нашей веры.

(5) Катастрофа - это временное "затмение Бога". Существуют периоды, когда Бог по непостижимым причинам не участвует в истории или намеренно прячет Свое лицо.

(6) Катастрофа - доказательство того, что "Бог умер": если бы Бог существовал, Он, безусловно, не допустил бы Освенцим. Но поскольку это все-таки случилось, значит, Его нет.

(7) Катастрофа - высшая степень проявления зла, цена, которую человечество вынуждено платить за свою свободу. Нацисты были людьми, не богами; Освенцим покрывает человека позором, он не имеет никакого отношения к вопросу о существовании Бога и чертах Его характера.

(8) Катастрофа - это откровение, призывающее евреев к самоутверждению. Из Освенцима доносится приказ: "Евреи, вы обязаны выжить!"

(9) Катастрофа - непостижимая тайна; подобно всему, что делает Бог, она превосходит человеческое разумение и требует от нас веры и смирения.11 Помимо этих общих подходов, существуют комплексные ответы, включающие в себя несколько возможных вариантов. Однако ни одно из представленных объяснений нельзя признать адекватным, учитывая то множество вопросов, которое возникает при рассмотрении данной проблемы.12

Классическое объяснение - "за грехи наши" - в ряде случаев проблематично. Бывает так, что наказание превышает грех, злодеи процветают, а праведники страдают.13 Можно несколько усовершенствовать данное объяснение: (1) Страдание может быть коллективной ответственностью, то есть оно является следствием грехов предков или других членов сообщества, как бы подытоживает счета. (2) наказание может быть отсрочено: "однажды они свое получат" (сравни Пс.72:18). (3) На том свете произойдет суд, и тогда справедливость восторжествует.14

Однако хотя во всем этом и есть доля истины, все же проблемы остаются. Как быть с теми евреями, которых преследовали именно за то, что они или их родители хранили веру и не желали отречься от нее? Ведь именно восточноевропейское еврейское население, то есть наиболее благочестивые евреи, больше всего пострадало в Катастрофе, а не их западные, менее религиозные собратья. Кроме того, какой грех мог бы оправдать такое наказание как Катастрофа? Если истребление шести миллионов человек - это Божье воздаяние, в какого же Бога мы верим?

Как бы мы ни изворачивались, стараясь приспособить эту доктрину к Освенциму, это больше похоже на религиозный абсурд и даже на богохульство. Нужно ли применять к конкретным людям понятия "грех" и "возмездие"? Каким кощунством это кажется, когда думаешь о том, что среди нацистских жертв было более миллиона детей! Может быть, стоит относить эти понятия к группам людей? Какая ужасная мысль - ведь больше всего пострадали самые бедные, наиболее благочестивые религиозные еврейские общины, а не еврейские общины Запада, в которых преобладали агностики, неверующие и богачи! В своих мучениях мы обращаемся к последнему средству - к традиционной доктрине о том, что все израильтяне всех поколений несут ответственность друг за друга. Но и здесь нас ожидает разочарование - ни один из шести миллионов не погиб из-за того, что не смог исполнить договор между Богом и евреями, но все они погибли именно потому, что их предки следовали этому договору хотя бы в том, что воспитали детей по-еврейски. Именно в этом пункте мы и доходим до радикального религиозного абсурда.15

Хотя страдание может быть результатом греха, так происходит далеко не всегда. Согласно Библии и Талмуду, любовь Бога, испытывающая и очищающая, может проявляться и в несчастьях. Как в случае с Иовом, целью страдания может быть не наказание, а наставление.16 Но разве этим можно объяснить гитлеровский механизм истребления?

Видеть какую-либо цель в лагерях смерти означает для традиционного верующего рассматривать самое демоническое и антигуманное событие в истории как осуществление Божьего замысла.17

Еще одно распространенное решение проблемы заключается в следующем: мы должны просто признать, что пути Бога превосходят человеческое понимание, и что мы имеем дело с тайной. Известный философ Джон Хик красноречиво заметил:

Наше "решение" невероятно сложной проблемы чрезмерного и незаслуженного страдания - это открытое признание того, что мы имеем дело с неразрешимой тайной. Подобное страдание остается несправедливым, необъяснимым, жестоким. Тайна дистелеологического* страдания - самая настоящая тайна, которую рациональный человеческий разум не в состоянии постигнуть.18

Хотя отчасти это утверждение верно, оно не способно полностью нас удовлетворить и может показаться слишком простым ответом, отговоркой.

Мэйбаум выдвинул оригинальную теорию, согласно которой Израиль играет уникальную роль, что подтверждается всей историей. История Израиля свидетельствует о Боге и его замысле. Однако она не изолирована от истории других народов и вершится через взаимодействие с ними. Время от времени это взаимодействие может вызывать хурбан, т.е. разрушительные события, знаменующие окончание одной эры и начало другой. Каждая новая эра приносит прогресс, т.е. движение вперед, поэтому в разрушении есть определенный смысл. Разрушение двух Храмов, как и Катастрофа, были хурбан. Последнее же событие было шагом вперед в том смысле, что оно раз и навсегда положило конец феодальной системе, общественному устройству и мышлению Средневековья.19 Если даже согласиться с подобной оценкой, все равно остается вопрос: "Стоил ли прогресс подобного разрушения?", и возникает неприязнь к подобного рода "прогрессам".

Еще одна точка зрения состоит в том, что Бог, в какой-то мере, виновен в грехе и нуждается в искуплении. Эта концепция поясняется историей о Леви Исааке из Бердичева. К нему приходит портной и рассказывает о "сделке", которую он заключил с Богом в Йом Кипур.