Свобода во Христе - христианский проект

Пятница, 29 марта 2024
Глава 15. PDF Печать Email

 

СЛУЖЕНИЕ УМИРАЮЩИМ ЛЮДЯМ

В одном научном докладе на тему «Здоровье в индивидуальном и общественном аспектах» говорилось, что в очень многих наших больницах психологическим потребностям умирающего человека почти не уделяется должного внимания. «Идея «хорошей смерти» с трудом обрела свое место в современном медицинском мышлении», - отмечалось в нем. И в противоположность этому рассматривается работа доктора Сесилии Саундерс, проводимая в приюте св. Кристофера в Лондоне. В этой работе прослеживаются две тесно связанные между собою цели: во-первых, доктор Саундерс считает, что ее пациенты должны обратиться лицом к смерти и принять ее, дабы таким образом они смогли установить позитивное к ней отношение, которое, в свою очередь, дает возможность достичь определенного успеха в самой безнадежной ситуации; во-вторых, благодаря в высшей степени квалифицированному уходу за больными и сбалансированному применению болеутоляющих средств они вплоть до самого конца могут сохранять трезвое и осознанное отношение к жизни, что дает им возможность встретить смерть вполне сознательно. Доктор Саундерс отмечает, что смерть как таковая не является трудной, однако нелегкой может оказаться подготовка к умиранию. Отдавая должное этим двум целям, христианский пастор вправе усомниться в том, что они могут быть достигнуты за счет одних только медицинских и психологических средств, хотя в то же время он должен признать, что дальнейшая цель, которую он сам попытается достигнуть, с большим трудом поддается определению. Очень многое зависит от обстоятельств. Умирающий может быть другом-христианином, коллегой по работе, членом общины, и в таком случае присутствие пастора можно объяснить как личными, так и профессиональными соображениями. Однако умирающим может оказаться и совершенно незнакомый человек, к которому пастора позвал родственник, сосед или врач, - в таком случае в первую очередь необходимо установить контакт. В одних случаях смертельный исход предугадывается заранее, в других он может оказаться результатом неожиданного приступа или несчастного случая, и тогда пастору приходится иметь дело с шоком или паникой среди близких покойного. Короче говоря, все в этом деле будет зависеть от того, является ли пациент христианином, которого пастор в основном только утешает и ободряет, или нехристианином, которому он приносит благовестие, что в свою очередь зависит от его богословских представлений относительно обращения и смерти. Возможности пастора ограничиваются не только состоянием пациента, но и тем, знает ли тот, что его конец близок. Мы, пожалуй, могли бы сказать, что смерть христианина сопровождается верой в вечную любовь Бога и в вечную жизнь; к смерти основательно готовятся, ее встречают мужественно, прощая всех и любя все вокруг и принимая ее без негодования, как проявление любящей воли Отца; жизнь завершается спокойным преданием собственного духа в Его руки. Итак, цель христианского служения умирающему состоит в том, чтобы помочь ему (насколько это позволяют обстоятельства, его состояние, прошлая жизнь и сиюминутная готовность) совершить этот христианский переход, то есть помочь каждому умереть достойно.

Некоторые практические соображения

Обычное допущение, что больной нуждается в уходе, становится еще более актуальным, когда он беспомощен и жаждет постоянного присмотра; посетитель должен быть готов к тому, чтобы исчезнуть и вновь появиться без слов при малейшем намеке. В качестве общего правила следует руководствоваться советом врача, считающего, что не каждому пациенту надо говорить о приближающемся конце. Некоторые врачи ведут себя довольно скрытно, однако очень часто есть основания скрывать такую информацию, пока врач не проанализирует физическое и психическое состояние больного, а также его семейное положение. Пастору необходимо, по крайней мере сначала, проконсультироваться с врачом, прежде чем обрисовать картину со своей точки зрения. Если пациент спрашивает о своем состоянии, такой вопрос со стороны умирающего требует истинного ответа, однако обычным истинным ответом будет следующий: «Я не врач и потому ничего не могу сказать, однако если вам надо что-либо сделать или вы хотите что-то сказать, то хорошо всегда быть готовым; никто из нас не знает, сколько нам осталось жить». Сказать больше без разрешения врача, значит навлечь на себя серьезную ответственность. И конечно же, пастор, следуя заповеди христианской любви, не имеет права проболтаться о том, о чем он всего лишь догадывается. Если предложение о необходимости проведения определенной подготовки принято, пастор должен тотчас же действовать. Быть может, надо срочно вызвать сына или дочь, а может быть, выполняя свой долг перед пациентом, пастору придется не допустить посещения больного родственниками; быть может, он окажется единственным, кому больной доверяет. Если необходимо написать письмо-исповедь или же письмо о примирении и прощении, это надо сделать сразу же; по крайней мере можно в присутствии больного набросать записку такого содержания и она облегчит его душу. Оформление любого последнего послания, вверенного пастору, так же необходимо сделать. Если время терпит и состояние больного удовлетворительно, лучше всего выражение его последней воли оформить через адвоката; пастору необходимо сделать непосредственные приготовления независимо от времени суток. Если же в силу обстоятельств такой документ сделать невозможно, не мешает просто оформить на бумаге последнюю волю больного, совершив это в присутствии свидетеля, готового скрепить завещание своей подписью. При сообщении воли покойного его семье документ будет обладать определенной нравственной (хотя и не юридической) силой и, кроме того, в момент оформления в какой-то степени успокоит умирающего, сумевшего, по крайней мере, сделать лучшее со своей стороны. Во время своего визита пастор должен помнить, что беседа отвлекает ослабшего больного от его дум: особенно это касается разговоров о возможном улучшении здоровья или о хороших симптомах. Фразы должны быть ясными и краткими; в манерах не должно чувствоваться ничего болезненного и мрачного, напротив, они должны быть недвусмысленными, уверенными, хотя и не лишенными печали. Молчание не должно приводить к замешательству; когда смерть рядом, торопиться некуда и лучше оставить время для воспоминаний, для общения без слов, а не для пустой болтовни. Не следует непременно ждать ясного ответа, чтобы уяснить, понимает ли вас больной; нередко взгляд или движение губ могут быть единственными, на что больной способен физически и эмоционально, и поэтому, не дождавшись ответа, можно по-прежнему предлагать свою помощь, пока не станет ясно, что дальнейший разговор тягостен для больного. Кроме того, крайне вредно и невежливо шептаться в присутствии серьезно больного. Говорят, что способность слышать утрачивается в последнюю очередь, и трудно представить, с какой болью и беспомощным замешательством больной поневоле может услышать тайком ведущийся разговор о его состоянии, перспективах и, быть может, о нем самом. Даже если он не слышит слов, а просто понимает, что разговор ведется, он может подозревать, что речь идет именно о нем и испытывать страдание, уподобляясь лежащему в беспамятстве

И слышащему, как друзья его говорят о погребении его, И не могущему произнести слово, ни пошевелиться, ни двинуть рукой, Лежащему и ужасающемуся участи своей.

Прежде чем оставить больного, пастор посмотрит, не нуждается ли кто-нибудь из домашних в его поддержке, руководстве или утешении, ибо само его присутствие нередко подкрепляет и поддерживает жену или мать, уже перепуганных и готовых впасть в истерику. Время пребывания пастора в доме больного зависит от того, насколько он близок к его обитателям, от тяжести состояния больного, от обязанностей пастора и от того, сколько человек еще может посетить больного. Если кроме пастора никого нет, то он может задержаться еще на некоторое время. Уходя, пастор не станет прощаться, он скажет: «Господь будет с вами, пока я не вернусь»; и если он обещал вернуться, то непременно должен сделать это, даже если станет известно, что уже слишком поздно. Его будут ждать и, если он не сможет сдержать свое обещание, его будет очень не хватать. В такое время всегда трудно определить, до каких пределов может распространяться активная помощь или руководство в деле подготовки к похоронам или в осуществлении других координирующих действий, требуемых изменяющейся ситуацией. Пастор должен быть готов к услугам, но он не может быть назойливым. Он с готовностью должен посоветовать, что надо сделать при подготовке к похоронам или сразу после них; во втором случае пастор непременно порекомендует (если позволяют обстоятельства) подождать примерно три недели или три месяца, прежде чем принимать какие-либо далеко идущие решения. Сильная скорбь - помеха мудрости и здравомыслию; постепенно, в терпении и молитве будущее, которое поначалу пугало и приводило в замешательство, наконец прояснится. Для истинного служения перед лицом смерти пастору необходим не только здравый смысл, сочувствие и предвидение; ему необходимо обладать простым и ясным пасторско-богословским видением смерти, однако не для того, чтобы устраивать дискуссии в преддверии близкого конца, но с тем, чтобы вооружить свой ум, сделать советы содержательными, а молитвы вдохновенными.

Теология смерти

Нередко отмечалось, что теперь не принято говорить о смерти (как раньше о сексе), и зачастую, когда ее тень становится близкой, нехристиане, обладающие значительными интеллектуальными претензиями, прибегают к крайне наивным и поверхностным представлениям о ней. Не имея доверия к учению о грядущей жизни, современный человек расценивает естественную смерть и разрушение как такой ужасный факт, на который он не в силах смотреть и от которого бежит прочь. Немногие из взрослых видели смерть; обычно это имеет место в больницах, где с нею сталкиваются специалисты. О ее приближении не рассуждают, ее начало не описывают, об этом факте начинают говорить только тогда, когда этого нельзя избежать или когда он случился, причем говорят только косвенно и намеками: «переход», «если что-то случится», «с ним такое дело», «дошло до конца» и т.д. Похороны длятся недолго, имеют безликий и официальный вид, хотя последующий уход за могилой и надгробием может принять крайне сентиментальную форму. Боязнь старости и страх перед смертью отчасти объясняют патетическое преклонение перед молодостью, свойственное ХХ веку. Нельзя оправдать слова Сартра, объявившего, что «смерть - это абсурд, и не надо о ней думать». «Смерть - обязательная нить в ткани жизни; мысли о смерти составляют часть жизни», - сказал Хайдеггер, и в этом, по крайней мере, слышится эхо христианского реализма. Христиане в силу необходимости много думают о смерти, причем не только в связи с периодически повторяющимися неделями Великого поста и темой Голгофы, которые лежат в основе благовестия и составляют суть многих наших песнопений, но и при каждом совершении христианского крещения и Вечери Господней. Жизнь через смерть - сердцевина христианского опыта, жизнь через смерть Господа - сердцевина Евангелия. Вместо языческих символов смерти (обрушившейся колонны, сломанного меча, упавшего дерева, опрокинутого бокала, порванной струны, то есть всего того, что выражает ощущение чего-то окончившегося, чего-то утраченного) христиане приняли совершенно другие символы пустого креста, отверстого гроба, пасхальных лилий, венца жизни, отдохновения на злачных пажитях, обители Отца, вечного царства, арф и престолов, райского сада и града с жемчужными вратами и золотыми улицами - то есть всего того, что говорит о награде и надежде, о победе и славе. За трансформацией символов лежит трансформация самой мысли о смерти, осуществленная Христом, поправшим «смертью смерть», вкусившим смерть за каждого человека и восставшим вновь. Для христианина смерть потеряла свое жало и вся ее победа - только в этой жизни. Неукротимая догадка человека о том, что смерть не может быть концом человеческого странствования, человеческой борьбы и жертвы, не может быть затмением всяческой веры в человеческое достоинство и предназначение и полной, окончательной противоположностью всей ценности жизни и ее смыслу, нашла в воскресении Христа неоспоримое божественное подтверждение. На карту было поставлено не только и не просто человеческое утешение, но и значимость всех нравственных устремлений человека, гарантии вечной справедливости, а также реальность божественного сострадания по отношению к человечеству. Если со смертью все кончается, сама жизнь обесценивается и человек становится всего лишь обманутым прахом. Надежда - не опиум, а стимул, который побуждает человека верить, что он в принятии своих решений поставлен перед безмерно возрастающей ответственностью, что ему надо крепиться, не прекращать своих усилий и ценить все свои связи. Однако как бы ни были важны все эти моменты в деле понимания человеком себя самого, они не представляют собой библейского основания для веры в бессмертие. Библия говорит о том, что Бог любит человека, милосердно принимает его и, оставаясь верным Себе, никогда не покидает его.

Куда пойду от Духа Твоего и от лица Твоего куда убегу? Взойду ли на небо, Ты там, сойду ли в преисподнюю и там Ты. Так говорит псалмопевец.

И Иисус говорил о Себе как о Боге Авраама, Исаака и Иакова и никогда как о Боге мертвых, но Боге живых, всех живущих в Нем. Добавим к этому обещания, данные Иисусом его ученикам; обещания вечной жизни, воскресения в последний день, вечного покровительства; обещания обители Отца, воскресения и жизни. Незабываемы слова Иисуса: «Доколе Я живу, и вы жить будете... Я приду снова, дабы принять вас к Себе, ибо где Я, там и вы будете». Пастор не должен претендовать на то, что он имеет окончательный и безошибочный ответ на многие вопросы, возникающие в уме. Ему достаточно акцентировать внимание на некоторых принципиальных истинах, таких как сохранение личностного тождества, окончательная оценка истинных достижений, наследие благ истинной жизни, накопление духовного капитала во время жизни на земле для будущего, незыблемость веры, надежды и любви в жизни, которая не знает конца, поскольку она божественна, сохранение истинных ценностей, оправданность веры и победа Жизни. Он оценит некоторые великие обетования: вера сменяется видением, отдохновением от земных трудов; «Его слуги будут служить Ему», «мы уподобимся Ему, мы насытимся Его подобием, когда пробудимся».

За это они пребывают ныне перед престолом Бога, и служат Ему день и ночь во храме Его, и Сидящий на престоле будет обитать в них; они не будут уже ни алкать, ни жаждать, и не будет палить их солнце и никакой зной; Ибо Агнец, который среди престола, будет пасти их, и водить их на живые источники вод, и отрет Бог всякую слезу с очей их.

В довершение отметим, что Новый Завет акцентирует внимание не на бесконечном продолжении этой жизни, а на изменении ее: «Наше же жительство - на небесах, откуда мы ожидаем Спасителя, Господа Иисуса Христа, Который уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно телу Его, силою, которою Он действует и покоряет Себе все». «Мы все должны измениться... Плоть и кровь не могут наследовать Царствия Божия». Подобно тому, как одна и та же жизнь сохраняется, проходя через все изменения в зерне, растении, плоде, такой нерушимой она остается (по словам Павла), проходя через смерть: «И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного». «Ибо тленное облечется в нетление, и смертное в бессмертие... Сеется в тлении, восстает в славе; сеется в немощи, восстает в силе. Сеется тело душевное, а восстает тело духовное... Мы все изменимся». Смерть представляет собой не что иное как изменение, рождение в новый мир столь же фантастическое, столь же невообразимое и непредвиденное, как наше рождение в мир земной. Причина главного затруднения, которое большинство людей испытывают, обращаясь к христианской надежде на бессмертие, кроется в скудости воображения. Многие из нас могут сказать так: я уже жил в другой, совершенно своеобразной жизни; в полной темноте, лишенный зрения, в молчании, довольно смутно чувствуя (если чувствуя вообще) тепло и движение, биение сердца своей матери - и в то же время будучи живым, развивающимся и готовящимся к новой жизни. Оглядываясь назад, я почти ничего не могу вспомнить (хотя моя нервная система дает мне такую возможность); я совершенно ничего не могу представить из этой жизни, однако нет сомнения в том, что я прошел через нее. Затем наступает большая перемена, вступление в эту жизнь, в мир света и красок, звука и красоты, связей и действий и многообразного опыта, совершенно невообразимого для меня в то время, когда я находился в утробе матери. Однако возможность вообразить все перечисленное не делает грядущий мир иллюзией, принятием желаемого за действительное. Более того, каким-то необъяснимым, однако вполне реальным образом моя самотождественность остается неприкосновенной, проходя через одну жизнь и вступая в другую. Тело мое изменяется полностью: в размерах, весе, силе, способности к саморегулировке и адаптации. Однако так или иначе оно приносит с собой в этот мир привычку принимать удобную позу, сворачиваясь калачиком, любовь к ритму, основанную на памяти о сердцебиении матери, и целую систему генов, которая определяет цвет моих глаз, волос, мой темперамент и способности. Все изменилось, однако тем не менее, я унаследовал целую главу из моего предыдущего существования - непостижимого, почти невероятного, совершенно непредставимого, однако реального и в буквальном смысле истинного. И то же самое произойдет снова, в момент смерти. Вооруженный такими мыслями, цитатами, примерами, христианский пастор не почувствует себя слабым, смущенным или беспомощным перед лицом смерти. Ему надо многое сказать, и ни насмешливый цинизм, ни заносчивый агностицизм не смогут соперничать с ним, когда приблизится конец. Под сенью смерти пастор не будет дискутировать, проповедовать, полемизировать, однако он будет готов ответить надеждой, которая живет в нем, и своим спокойным поведением засвидетельствовать дар вечной жизни, исходящий от Христа.

Завершающий этап

Для того, чтобы выяснить, каким образом лучше всего донести до умирающего, находящегося дома или в больнице, это христианское благовестие, необходимо обстоятельно поразмыслить, не забывая о такте и предупредительности. Тех, кто не знал спасительной благодати и братской поддержки воскресшего Христа, пастор просто и непосредственно призовет к спасению посредством всецелого доверия Христу. Одни будут возражать, говоря, что теперь слишком поздно преобразить свое сердце и направить свою жизнь в христианское русло. Другие будут настойчиво употреблять общепризнанные выражения, которые не всегда можно понять и которые по всей вероятности не дадут представления о том, что же хочет сказать больной, поскольку они не отражают его собственные убеждения. Конечно, раскаяние на смертном одре и даже в большей степени благовествование, совершающееся накануне смерти, могут иметь привкус «дешевой благодати» и возбуждать подозрения в неискренности, однако повествование о Голгофе, в котором Христос дает умирающему разбойнику заверение в его спасении, столь ярко выделяет этот момент, что с того времени человек не осмеливается ставить предел бесконечному состраданию Бога. Очевидно, что в такой ситуации пастор не будет пытаться провести умирающего через все ступени христианского опыта или же разъяснить смысл важнейших библейских тем, или же добиваться обещаний в исправлении жизни. Простое исповедание необходимости божественного милосердия и прощения, искреннее признание того, что Христос умер за наши грехи и дарует прощение всем, кто верит в Него, все это оправдывает пастора в его стремлении дать умирающему заверение в его спасении и вечной жизни во имя Господа Иисуса Христа. И, в конце концов, один только Бог знает сердце каждого человека (включая и пастора), а посему пастор воздержится от того, чтобы высказывать другим свое окончательное мнение относительно чьей-либо судьбы. Но в то же время, не ведая божественных решений, он знает Евангелие. Он убежден, что Христос пришел в этот мир, чтобы спасти грешников, он твердо верит, что всякого приходящего к Нему Он никогда не отринет - пастор знает все это и попытается со всей предусмотрительностью, мягкостью и обходительностью поделиться своими знаниями с умирающим, пока позволяет время, самочувствие больного и обстоятельства. Христиане и нехристиане могут нуждаться в помощи не только применительно к самому факту смерти, но и применительно к непосредственному опыту умирания. В этом случае положительный эффект могут иметь разговоры о новом рождении, освобождении, отдохновении. Однако в процессе ободрения мятущейся души больший эффект (нежели простое убеждение) будут иметь великие библейские картины, повествующие о Христе, приходящем к нам дабы принять нас к Себе, о Христе со славою принимающем Стефана в момент его смерти, о Христе, до конца возлюбившем Своих, а также о славном обетовании, согласно которому ни жизнь, ни смерть не смогут отделить нас от любви Божией. Достаточно спокойно повторять известные и действенные слова:

«Каков бы ни был жребий мой, Ты дашь мне ведение его. Ибо сие есть благо для души моей!» «В жизни и смерти пребудь со мной, Господи.» «Ибо уже становлюсь жертвой, и время отшествия моего настало. Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил; А теперь готовится мне венец правды...» «Да не смущается сердце ваше; веруйте в Бога и в Меня веруйте. В доме Отца Моего обителей много... Да не смущается сердце ваше и да не устрашается». «Не покину вас и не оставлю». «Отче, в руки Твои предаю дух мой». Такие слова, проникнутые верой многих поколений, в конечном счете вселяют больше крепости и утешения, чем все наши увещевания и рассуждения. Конечно, пока больной сохраняет сознание и способность к сосредоточению, вполне возможно совершать служение словом и молитвой. И здесь знакомое ему может оказывать сильное воздействие, если оно, конечно, не является явно избитым или непродуманным. Даже 22-й псалом и 14-я глава Евангелия от Иоанна могут утратить свою значимость при их привычном, невнимательном прочтении. Повествования о воскресении, 8-я глава Послания к Римлянам, 6-я и 10-я главы Евангелия от Иоанна, замечательные отрывки из посланий ап. Павла к Фессалоникийцам и Коринфянам, любимые псалмы, положительные моменты в богатых по содержанию посланиях Петра, опять-таки 13-я глава из 1-го Послания к Коринфянам и 7-я глава из Книги Откровения, - все это дает сильное утешение и всем этим необходимо пользоваться сообразно возрасту и обстоятельствам. Очень медленное прочтение молитвы Господней, молитвы благословения или каких-либо других молитв, взятых из Писания или других текстов, помогут больному как-то участвовать в молитвах, причем все это должно протекать недолго, просто, давая ему возможность молиться и говорить, исповедоваться перед Господом и получать от Него прощение.

«Господи, крепи нас во все дни этой суетной жизни, Доколе не удлинятся тени и не наступит вечер, И неспокойный мир умолкнет, И огонь жизни иссякнет, И свершится наш труд. Тогда, Господи, по милосердию Твоему даруй нам верную обитель, Святое отдохновение чрез Господа нашего Иисуса Христа».

В определенных случаях очень важно молиться не только за больного, но и вместе с ним. Надо представить, что бы он сказал, если бы имел силу говорить, и сказать это за него. Для такой молитвы полезно использовать стихи любимых гимнов, которые позволяют сосредоточиться на сущности веры и свидетельства, согревают чувства, воскрешают в памяти минувшие дни прекрасных благословений. Возникнув в памяти, они сохранятся в ней и после того, как пастор уйдет, принося мир и обновленную благодать в долгие часы бдения. Однако следует еще раз повторить, что тишина тоже может влиять благотворно. Умирание - опыт индивидуальный, и, быть может, в этом случае прежде всего необходим друг, которому доверяешь и который в своем лице как бы представляет все, что ты любил, во что верил, представляет более широкий круг единоверцев, просто находясь с тобой рядом, разделяя минуты ожидания, самим собой являя веру и воплощая надежду. А когда наступит конец, он поддержкой и советом ободрит тех, кому суждено было понести эту утрату. В таком служении пастор вновь черпает силы, полагаясь на помощь Божию и водительство Утешителя. То и другое ему дано, и благодаря этому можно помочь человеку, прожившему с верой, «умереть в Господе, уйти и быть со Христом, Который гораздо лучше всего оставшегося позади».